Хантер Мари

В наше время охотничий туризм уже давно никого не удивляет, а вот в шестидесятые годы прошлого века в СССР это было большой редкостью. Одним из таких мест в Сибири был город Иркутск, где по линии «Интуриста» организовывалась и проводилась охота на бурого медведя в берлоге, на изюбря, лося и загонно – на косулю.

Вот в этом самом отделении «Интуриста» работал инспектором по охоте мой родной дядя Пахоруков Павел Васильевич, довольно известный охотник на крупного зверя в Иркутской области, да и вообще очень интересная личность, который и сформировал из меня за пять лет совместного проживания в годы моего студенчества настоящего заядлого охотника. Выходец из простой крестьянской семьи, проживающей в деревне неподалеку от маленького сибирского городка Киренск, он не сумел по разным причинам получить какого-либо базового образования, но природный ум и смекалка, самообразование позволили ему занимать руководящие должности, такие как, директор кожевенного завода, директор дома отдыха, краеведческого музея и т.д.

Кстати, в 30-е годы в Якутске он был одним из первых директоров кожевенного завода. Как мне рассказывали в студенческие годы сибирские родственники, дядя охотой начал заниматься с 10 лет с древней шомпольной одностволкой, а к 60-м годам это был уже профессионал, охотиться с которым считали за честь начальники и руководители областного масштаба. Коллекция его ружей по тем временам была просто шикарной: автомат «Браунинг» 12 калибра, горизонтальная курковая двустволка «Франкот», штучный подарочный «Зауэр» 16 калибра. Так как в последние годы Великой Отечественной войны по состоянию здоровья он был назначен командиром охотничьей команды для обеспечения госпиталей Иркутской области свежим мясом и успешно справлялся с этой задачей, командованием он был премирован винтовкой «Маузер» с запасным стволом и джипом «Виллис». Такой превосходный арсенал и транспорт повышенной проходимости, его опыт и умение позволяли нам всегда охотиться с положительными результатами.

Успешной охоте немало способствовало и постоянное наличие не менее трех зверовых лаек восточно-сибирской породы. Очевидно, по причине инвалидности с детства своего сына, дядя с первых дней совместного проживания в годы моей учёбы в иркутском вузе стал активно привлекать меня к различным видам охоты, потихоньку я втянулся, и после второго курса, имея определённый авторитет как отличник учёбы, я мог спокойно отпроситься у преподавателей с занятий на четверг-пятницу и вместе с дядей уезжать в лес. Не часто, но за зиму 2-3 раза он брал меня на охоту с иностранцами в качестве помощника или рабочего. Качественному обслуживанию иностранных охотников (нынешнее слово «сервис» тогда звучало очень редко) уделялось большое внимание. На место охоты выезжал автобус с переводчиком, инспектором по охоте от охотинспекции, со трудником КГБ под маркой егеря или лесника, инспектором по охоте от «Интуриста». На месте, по необходимости, нанимался трактор с теплушкой, сельские мужики с лошадьми, один-два местных охотника с лайками и т.д.

Кроме этого, обязательно привлекался лучший повар из ресторана со спиртным и деликатесными продуктами, и если социальный статус гостей-охотников был достаточно высок и они были богаты, бралась ещё и пара официантов, а лучше – официанток. Если это была охота на медведя в берлоге, она стоила 3,5-4,0 тысячи долларов. Об одной такой охоте в декабре, перед самым Новым годом, я и хочу рассказать сегодня. Двадцать третьего декабря 1966 года я, сидя на занятиях в институте, планировал после обеда бежать в агентство «Аэрофлота», чтобы поскорее купить билеты и поехать на родину в Якутию, по- домашнему встретить Новый год со своими родителями. Вдруг дверь аудитории приоткрылась и мой дядя помахал мне рукой, приглашая в коридор, выйдя, я услышал заманчивое предложение: «Едут двое охотников из Швейцарии на «мишку», если хочешь, отпрашивайся и собирайся, выезд уже завтра, мне понадобится твоя помощь!»

Любимому дяде я, конечно, отказать не мог, и поездку на родину отложил на конец зимней сессии. Собравшись вечером, рано утром следующего дня мы загрузились в небольшой автобус со всем своим скарбом, оружием, собаками, и поехали в сторону с. Качуг, то есть в верховья р. Лена, где местный лесник сообщил, что нашёл две берлоги и готов их продать за 300 рублей каждую, а после небольшого торга удовольствовался 500 рублями с условием принять участие в охоте без права выстрела, только для показа места и в роли зрителя. Добравшись до небольшой таёжной деревеньки, мы устроились на ночлег у лесника и стали ждать приезда иностранных охотников, которых должна была привезти интуристовская «Волга-ГАЗ-21».

Ночь промелькнула незаметно, так как до двух часов ночи проболтали с разговорчивым лесником о предстоящей охоте, найденных им берлогах, да и о сельском житье-бытье в целом. Позавтракав незамысловатой, но вкусной и свежей деревенской пищей, стали ждать машину с охотниками и переводчиком, а дядя с лесником сходили к управляющему отделением совхоза и договорились насчёт трактора с санями, несколькими санными упряжками с возчиками. На тракторные сани закрепили небольшой брусовый домик, который планировалось использовать в качестве столовой и для ночлега иностранцев. Время в ожидании тянулось медленно, жена лесника уже приготовила обед и собиралась дать команду: «К столу!», когда все услышали переливчатое «фа-фа-фа» подъехавшей «Волги» на дороге, подходившей в упор к воротам хозяйства лесника.

Высыпав на высокое крыльцо, мы пытались рассмотреть приехавших, а дядя с лесником вышли за ворота, чтобы помочь занести вещи гостей. Обратно во двор усадьбы с грузом вещей вошли: незнакомый мужчина, переводчик, дядя, лесник, какой-то старичок небольшого роста с кинокамерой и… шикарно одетая, красивая женщина 35-40 лет в тёплых белых сапожках, шубе из красной лисицы и такой же шапке-ушанке, как выяснилось позднее, купленных в валютном магазине «Берёзка». «А где охотники-то?» – недоуменно спросил кто-то из стоящих на крыльце. «Да вот же они…», – сказал переводчик и, поднявшись на крыльцо, пригласил всех войти в дом.
Гостеприимные хозяева пригласили сразу всех за большой стол обедать, где переводчик представил гостей: «Господин Жак, госпожа Мари – приехали к нам охотиться на медведя в берлоге». Сказать, что эти слова вызвали восторг у сидящих за столом, значит, ничего не сказать. Несколько минут все молча переваривали услышанное, слышались только позвякивание и постукивание ложек, пыхтение и покряхтывание сидевших за столом. После чего лесник, ни на кого не глядя, проворчал: «Гостям мы, конечно, рады, но баба, однако, как-то не по-нашему всё…». На него косо посмотрел незнакомый мужчина и сказал: «Помолчи, не твоего ума дело». Лесник же, упрямо тряхнув головой, спросил: «А ты вообще кто такой, паря, что-то я тебя раньше не встречал?» «Да я вроде фотографа», – ответил незнакомец…

По окончании обеда все разбрелись, и мой дядя с лесником, переводчиком, Жаком и Мари стали планировать завтрашнюю охоту, распределять обязанности, изучать по карте маршрут движения до найденной берлоги. Лесник, которого несмотря на возраст все звали Коляном вместо полного имени-отчества Николай Николаевич, горячо заверил сидящих, что срыва охоты быть не может, он, дескать, дважды по снегоставу проверял – не ушёл ли медведь на другое место, и гарантирует, что медведь лежит крепко и никуда не перебежал, успех обеспечен, и спросил приезжих, приходилось ли им раньше охотиться на медведя.

Через переводчика, в основном говорила Мари, и вот что выяснилось. Её муж Жак уже человек пожилой, поэтому охотиться будет только она. У неё с собой двуствольный нарезной штуцер, из которого она стреляла в Южной Америке, Африке, Индии пум, леопардов, львов, слонов, тигров, бегемотов и т.д., то есть она охотник с большим стажем, вот правда, медведя ещё не стреляла, но очень хочет. После того, как она вытащила из чехла своё оружие и патроны, все находящиеся в доме мужики прониклись к ней вполне достаточным для начала уважением с долей зависти, так как оружие, снаряжение, боеприпасы ввергли деревенских мужиков в шок.

Всё было незнакомо, первоклассно, особенно при том, что хорошего оружия даже у промысловиков Сибири было очень мало. Один из возчиков, подойдя к столу, бережно взял в руки патрон от штуцера, сказал: «Да, хорош калибр, как у моей бронебойки на фронте». Я тоже посмотрел, да, калибр впечатлял, пуля на вид с пулю 12 калибра, а может быть, даже чуть больше. Мари, видя нашу заинтересованность, спросила: «Патрон карашо?» – она чуть-чуть говорила по-русски. «Карашо, карашо!» – загалдели стоящие вокруг стола, а возчик-участник Великой Отечественной поднял большой палец вверх и выдал: «Зер гут, фрау, медведь капут!» и, закурив самокрутку, важно удалился на улицу. Как обычно, после планирования охоты завтрашнего дня, стали расспрашивать, как «капиталистам» живётся в Швейцарии.

Жак в основном молчал, чувствовалось, что он очень устал, но спать отказался, а Мари, вся такая красивая и бодрая, рассказала, что у них кондитерская фабрика, затем мигом достала из вещей огромную коробку конфет, штук пять плиток шоколада и стала всех угощать. Конфеты и шоколад были для неизбалованных советским ассортиментом сибиряков превосходным лакомством, и за минуту исчезли во ртах и карманах (для детишек). После двухчасовой непрерывной трескотни Мари и своеобразного перевода с французского (переводчик оказался заикой), все порядком утомились и дружно стали отправлять гостей отдохнуть, чтобы набраться сил перед завтрашней дальней дорогой. С трудом, но это удалось. Затем мой дядя дал всем команду готовиться к завтрашней охоте, проверить трактор, теплушку, лошадей, собак и оружие. До позднего вечера все трудились. Нашлась работа и мне, я помогал повару подготовить продукты, напитки.

Продукты все были с ресторана «Интурист»: рыба разная, колбаса финская салями, икра чёрная, красная, крабы, коньяк «Мартель» трёх видов, армянский 5 звёздочек, «Столичная» хлебная водка, кофе зёрнами, мясо свежее разное, буженина, окорок и многое другое. Короче, деликатесы для простых людей невиданные. Повар оказалась классной тёткой лет 40 и мне, бедному студенту, после заготовки дров и обещания не отходить от неё ни на шаг на охоте, так как она очень боится ружей, медведей и деревенских мужиков в одинаковой степе- ни, с её благосклонного расположения удалось почти всё распробовать и запить бутылочкой чешского пива.

Назавтра, разбуженные хозяйкой в пять утра, мы потихоньку стали собираться в путь, стараясь меньше шуметь, чтобы не разбудить иностранных охотников. Минут двадцать это удавалось, но с началом тарахтения трактора, проснулись и гости. «Выезд в 6:30», – сказал дядя и ушёл в другую комнату, чтобы проверить составленное там оружие и боеприпасы, так как будучи ответственным за охоту, он персонально отвечал и за технику безопасности.

Зайдя вслед за ним в комнату, я увидел, что всё составленное в угол оружие было гладкоствольным, изрядно потрёпанным, но вполне пригодным для эксплуатации, правда, «Зауэр» 16 калибра, принадлежащий трактористу, запретили брать с собой, так как он был весь скреплен проволочками и закручен чёрной изолентой. В половине седьмого наш караван двинулся по узкой лесной до- роге: санный обоз шёл первым, а замыкал наш караван трактор с теплушкой, гости с дядей и переводчиком ехали вторыми. Мари, закутанная дополнительно в овчинный тулуп, всё время крутила головой, восторгаясь красотами зимней сибирской тайги, часто выскакивала из саней, фотографируя заснеженные сопки, искрящиеся на солнце от инея деревья, наш обоз и всех его сопровождающих. Её супруг предпочитал дремать, несмотря на то, что кинокамеру из рук не выпускал. Энергия Мари вызывала у сопровождающих снисходительную улыбку и недовольное ворчание, так как фотографирование изрядно тормозило движение нашего каравана.

Часа через два дорога исчезла, и мы по еле заметному лыжному следу стали втягиваться в узкий распадок между небольших сопочек с остатками кедрача. Чувствовалось, что 5-6 лет назад здесь прошли лесозаготовители, почти полностью уничтожив крупный лес. Посовещавшись с проводником, дядя дал команду разбирать лагерь и готовиться к подъёму на сопку, где должна была быть берлога. Лагерь сделали быстро, разожгли ко- стёр, затопили печь в санной избушке, привязали надёжно собак, и под их разноголосый лай и повизгивание стали готовиться к самой охоте. Из нарезного, кроме «африканского» – как мы прозвали штуцер Мари, была немецкая маузеровская винтовка дяди калибром 7,92, мой «Олень» 32 калибра со сверловкой «Парадокс», карабин 8,2 мм лесника Коляна. Дробовые ружья с пулевыми патронами были у всех участвовавших в охоте, кроме поварихи, переводчика и «фотографа» – сотрудника КГБ. Из табора лесник, по ориентирам лесных проплешин и отдельных деревьев, оставшихся после лесозаготовок, сумел нас примерно сориентировать, где находится берлога, по прямой до неё было примерно метров 500-800.

У нас было пять биноклей, один из которых мощный трофейный «Цейс», через которые мы изучали сопку и маршрут подъёма достаточно хорошо. Муж Мари взять пред- ложенное оружие отказался и сказал, что будет снимать на кинока- меру всё происходящее, чтобы потом дома сделать хороший фильм. Отказ взять оружие все присутствующие встретили с неодобрением и даже непониманием, дескать, как это – на берлогу и без ружья, смех да и только! Но сильно оспаривать этот момент никто не стал, пони- мая, что «кто платит деньги, тот и заказывает музыку». Наскоро попив у костра чайку, а гости – кофе, мы цепочкой, друг за другом начали восхождение. Всех собак брать не стали, взяли только двух медвежатниц моего дяди, братьев Бузку и Чёрного – опытных кобелей 5 лет, взятых ранее щенками у охотников с северного Байкала. Жерди толщиной с оглоблю, крепкие и заранее ошкуренные, мы привезли с собой от лесника и теперь, взвалив на плечи, цепочкой стали подниматься к берлоге.

Шли недолго, снега на склоне было не очень много, почти в полной тишине, если не считать повизгивания и поскуливания собак, для них это была не первая берлога и поэтому они заранее рвались в бой. Подойдя вплотную, увидели под большим пнём-выворотом круглое отверстие размером с шапку, из которого шёл лёгкий парок и не очень приятный запах. Дядя расставил всех на свои места по схеме, отработанной ранее ещё в доме лесника. Мне с двумя деревенскими мужиками пришлось оставить оружие, взять жерди и, встав треугольником, начать шуровать ими в берлоге. Мари поставили в двух метрах от берлоги за ещё одним большим пнём. Муж Мари приготовил кинокамеру и стоя ниже берлоги, у уцелевшего от вырубки кедра, метрах в 10-12, начал съёмку. На берлогу для страховки было нацелено кроме «слоновьего» штуцера Мари ещё два нарезных ствола и пара двухстволок.

На нашу энергичную работу жердями сначала не было никакой реакции, хотя я пару раз задевал что-то мягкое и тяжёлое, но ещё через пару секунд один из деревенских охотников получил мощный удар жердью сбоку по плечу и кувырком полетел в снег, и в ту же секунду из отверстия показалась разъярённая медвежья голова с разинутой пастью. Мы с другим охотником дружно легли на жерди, скрестив их и не давая медведю выскочить, он страшно заревел и попытался просунутой в отверстие левой лапой вырвать мою жердь. Дядя, сориентировавшись, навалился на третью свободную жердь и закричал: «Мари, стреляй!!!» Мы все ждали грохота выстрела, но Мари не стреляла… «Стреляй же, дура!» – громче медведя кричал мой дядя, но та мотала головой и кричала: «Но фашисто, но фашисто!!!».

Тут подхватился переводчик: «Она не хочет так стрелять, отпускайте!» «Чёрт с ней, отпускайте!» – крикнул дядя и мы бросили жерди… Медведь пулей вылетел из берлоги и под рёв собак кинулся вниз по сопке. Он уже проскочил метров 50-60, как над нашими головами дважды громыхнуло, и он, кувыркнувшись пару раз через голову, стал скользить вниз по склону вместе с насевшими на него кобелями. Повернувшись в сторону стрелявшей охотницы, мы увидели, что она спокойно стоит на пне с переломленными стволами и заталкивает пару новых огромных патронов, размером как от бронебойки времён Отечественной войны. «Вот это да…», – глубокомысленно проговорил пострадавший «жердевик», потирая плечо. «Баба-то… это.., настоящая охотница!» «Хантер Мари», – добавил переводчик, тут все заулыбались, загалдели и начали поздравлять Мари с прекрасным трофеем.

Медведь был крупный и красивый, примерно 3-4 лет. Деревенские мужики занялись спуском вниз трофея и снятием шкуры. Мой дядя, я, переводчик и товарищ из КГБ остались у берлоги и стали проводить «разбор полётов». И тут сотрудник «невидимого фронта» вдруг спросил: «А мужик-то её где?» «И точно, где господин Жак?» – всполошился переводчик. Странно, на том месте возле кедра валялась кинокамера, шуба и всё. Нет Жака! И только подняв глаза к веткам кедра, я увидел его, примерно, на высоте 7-8 метров от земли, обнявшего ствол руками и ногами и дрожащего не то от холода, не то от страха. Снять его с дерева нам удалось с большим трудом – уж очень крепко он держался, причём брюки его были мокрыми почти до колен и запах был, как из медвежьей берлоги… Мари гневно что-то ему сказала, сверкнула глазами, и забросив штуцер на плечо, пошла вниз по тропинке. Мы же, взяв под руки Жака и подобрав его вещи, двинулись вслед за ней.
Далее всё произошло неожиданно, и как в замедленной киносъёмке. Со стороны берлоги послышался треск ломаемого дерева, какой-то грохот и ужасный рёв разъярённого зверя. Резко обернувшись назад, я увидел, что в воздухе летают комки земли, обломки жердей, и что-то огромное чёрное вылезает из берлоги… Все оцепенели… В следующее мгновение все мы стали судорожно срывать с плеч оружие, а ещё один огромный медведь уже летел с горы на нас. Боковым зрением я увидел, что дядя, передёрнув затвор, упал на колено и целится в зверя, но, о ужас!, очков-то на нём не было, а без них он почти ничего не видит!

Вскинув свой «Олень» к плечу, я пытался поймать на мушку несущегося медведя, когда сбоку громко грохнула дуплетом чья-то двустволка… Мимо… Затем раскатисто саданул дядькин «Маузер», медведь был от него уже метрах в десяти, он ещё раз рванул затвор, и тут за моей спиной так громыхнуло, что я оглох и присел, а медведь зарылся в снег и, набивая его перед собой, сполз почти до вставшего с колен дяди, который уже в очках стрельнул в него ещё раз. Оглянувшись назад, я увидел, что ниже меня стоит, улыбаясь, Мари и обращаясь ко мне, что-то говорит. Я же, оглохнув от выстрела, ничего не слышал. Она, видимо, поняла в чём дело, подошла вплотную и крикнула мне прямо в ухо: «Всё о’кэй?!» Мощный толчок в спину подошедшего «гэбиста» привёл меня в чувство, но не вернул слух, только по губам я догадался, что он сказал: «Ответь мадам и поздравь её, она нас всех спасла!» Дальше нет слов, как все её обнимали и поздравляли, а деревенские охотники ещё и расцеловали, а она только слабо отбивалась и говорила: «Карашо рус мужик, карашо медведь, карашо…» Потом все спустились вниз и поехали в усадьбу лесника, а он и трое местных остались у берлоги, чтобы разобраться со случившимся казусом и забрать трофеи.

Вечером был пир горой, повар «Интуриста» наготовила всякие вкусности и началось русское застолье с обсужде- нием всего происшедшего и поглощением неимоверного количества шашлыка из медвежатины. Между Мари и Жаком пробежала «чёрная кошка». Жак, немного перекусив, ушёл спать, а Мари после приличной дозы «Мартеля» пересела к моему дяде и больше от него не отходила до позднего вечера. Переводчик нам шёпотом сказал, что она с Жаком будет разводиться, так как муж-трус ей не нужен. Все участвовавшие в застолье смотрели на неё как на героя, по пять раз осматривали её штуцер, хвалили, восторгались и приглашали ещё раз приехать на охоту. А лесник пояснил, что берлога оказалась двойная, как бы из двух комнат, вот со второй медведь и вылетел. И если бы не Мари, неизвестно, что бы могло случиться…

При разделке медведя установили, что дядя тоже попал, но на близком расстоянии пуля калибра 7,92 мм его не остановила, а стрелявший из дробовика «жаканами» местный охотник вообще вульгарно промазал, и только штуцер Мари справился со зверем, который плюс ко всему оказался большой и жирной медведицей. Вообще же двойная берлога – это большая редкость, сказали деревенские. Медведица с пестуном, бывает, ложатся вместе, но чтобы на две берлоги, и с одним входом – большая редкость.

Застолье длилось долго, до поздней ночи, и только часам к трём жене лесника удалось всех уложить спать. Дядя и Мари к вечеру пошли прогуляться, и только утром мы их вновь увидели выходящими из балка. На наш вопрос: «Где пропали?», дядя ответил: «А мы спали в балке, здесь просторно, вкусно пахнет и теплее». На этом охота закончилась, но когда гости прощались и уезжали на «Волге», все заметили, что с дядей Мари прощалась очень долго и уезжать ей очень не хотелось. Прижавшись к нему во всём своём великолепии, она что-то долго шептала ему на ухо, а он, не понимая, гладил её по спине, кивал головой и говорил: «Да ладно, всё хорошо, ты молодец…, давай приезжай ещё…» Жак в это время уже сидел в машине и зло смотрел на происходящее. Прощание ускорил подошедший «гэбист», который сказал: «Заканчивайте, а то они на самолёт опоздают». «Волга» тронулась, а мы ещё долго махали ей вслед.

Приехав в город, нам с дядей пришлось ещё целую неделю обрабатывать медвежьи шкуры, консервировать, упаковывать в фанерные ящики из-под папирос и затем отправлять через таможню в Швейцарию. Да, охота замечательно закончилась, но история Мари и дяди только разворачивалась. Ещё в течение нескольких лет на имя дяди приходили различные дорогие посылки с кондитерскими деликатесами, охотничьи и рыболовные наборы, да и просто разные полезные вещи в быту и хозяйстве, а также письма, письма, письма… Их было великое множество. На мои вопросы, что пишет Мари, дядя только хитро улыбался и говорил: «Да так, зовёт к себе в Швейцарию, с Жаком-то она развелась, приезжай, говорит, вместе будем по всему миру на охоту ездить». Конец этой переписке положили вездесущие сотрудники КГБ. Но ещё долго при размолвке в семье, вспылив, дядя в сердцах говорил: «Вот уеду от вас к чертям в Швейцарию к этой, как её, Хантер Мари!»…